ПЕРВЫЕ ГОДЫ СЛУЖЕНИЯ В ЛОНДОНЕ 1855-1864
Чем можно объяснить столь стремительный и очевидный взлет Сперджена? Мы полагаем, что у него просто не было никаких причин оставаться на прежнем месте. Он мог занять более почетное место, потому что имел для этого все духовные предпосылки. Он был в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу, потому что основы для ее выполнения уже были заложены в его сердце.
Свеча уже горела, и ей нужен был только такой подсвечник, который соответствовал бы силе излучаемого света.
Но особенно надо подчеркнуть то, что у него была истинно христианская обертка для почета и уважения, а именно — смирение. Как мы уже видели, он отказался от искания для себя великого. А разве это не предшественник возвышения по благодати? Великие амбиции не закрадывались в его душу, и роль деревенского пастора его вполне устраивала. Лондон мог сделать его более великим, но он не мог сделать его более счастливым.
Джеймс Дуглас. "Король проповедников".

"Ибо для меня отверста великая и широкая дверь…"
Некий человек по имени Джордж Гоулд присутствовал на том собрании в Кембридже. Служение Сперджена произвело на него глубокое впечатление, и он с большим энтузиазмом рассказал о юном проповеднике из Уотербич своему лондонскому другу Вильяму Олни. Олни был диаконом в баптистской церкви на Нью-Парк Стрит, в которой в то время как раз не было пастора, и Гоулд убедительно предлагал, чтобы они серьезно рассмотрели кандидатуру этого необыкновенного молодого человека.
Церковь на Нью-Парк Стрит пригласила Сперджена проповедовать у них в воскресенье. Он был удивлен этим приглашением и в ответе на их письмо сказал, что они, наверное, перепутали его с каким-то другим Спердженом, ведь ему самому было только девятнадцать лет. Но те ответили, что пригласили именно его, так что он согласился провести у них воскресенье 18 декабря 1853 года.
В субботу он прибыл в Лондон и пошел на ночлег в приготовленную для него квартиру, находившуюся в районе Блумсбери. В этом доме жили еще несколько молодых людей, и когда они оглядели гостя в далеко не модной одежде, с взъерошенными волосами, выглядевшего совсем по-деревенски, им стало забавно. За ужином они рассказали ему о необыкновенных способностях многих лондонских проповедников с хорошим образованием и редкими ораторскими данными, намекая на то, что уж не Сперджену быть проповедником в одной из самых выдающихся нонконформистских церквей Лондона.
Сперджен понял, что от него здесь потребуется очень многое, учитывая выдающиеся личные заслуги и длительное служение троих его предшественников.
Первым из них был Бенджамин Кич, выдающийся проповедник и писатель, который к тому же пострадал за свою веру в семнадцатом столетии, будучи привязан к позорному столбу. Вторым был Джон Гилл, человек с превосходным образованием, написавший массивные тома богословских трудов и библейских комментариев, он был пастором в этой церкви тридцать один год. Третий, Джон Риппон, проявил себя как талантливый проповедник и создал популярный песенник, его служение здесь продлилось удивительно долго, — шестьдесят три года.
Эти мужи были высоко почитаемы во всей Англии, особенно среди баптистов, и их величие еще больше обескураживало Сперджена, приехавшего провести воскресный день в этой церкви.
После ужина с молодыми людьми Сперджен пошел в свою комнату. Строго говоря, это была даже и не комната, а нечто вроде чуланчика над лестницей и таких маленьких размеров, что он с трудом мог преклонить колени возле своей кровати. Всю ночь внизу на улице слышался шум от лошадей и повозок, так что он едва мог уснуть. Проснувшись утром, он почувствовал себя одиноким и лишенным друзей. Большой город выглядел неприветливо, и его потянуло к своим прихожанам в Уотербич, которые сегодня будут собраны без него.
Настроение не улучшилось и тогда, когда он пришел в церковь. Церковное здание выглядело величественно. Оно было сделано из камня и кирпича, хотя городские окрестности накладывали на него свой мрачный отпечаток. Тем не менее, это была одна из наибольших баптистских церковных построек в Британии, и вот как Сперджен описывает свое первое впечатление при виде этого здания: "На мгновение я удивился собственной опрометчивости, потому что здание показалось мне большим, богато украшенным и внушительным и, наверное, публика здесь должна собираться богатая и придирчивая, совсем не похожая на тот простой деревенский народ, которому я служил с такой светлой радостью".
Хотя строение и было внушительным, но находилось оно в довольно неудачном месте. Этот район располагался к югу от Темзы, и добраться туда с другого берега можно было только через высокий мост. Место было низкое, и его часто заливало, везде были видны дым и копоть. Вокруг церкви располагались пивзавод, разные пакгаузы и фабрики, а единственными домами здесь были жалкие лачуги.
Тем не менее, среди членов церкви были некоторые весьма ревностные христиане. Некоторые из них имели хорошую профессию, кое-кто занимался бизнесом, в целом же церковь состояла из довольно респектабельных людей среднего сословия.
За время, пока здесь не было пастора, церковь приглашала на служение нескольких, как считалось, талантливых проповедников. Однако их ни разу не приглашали во второй раз, потому что их проповеди были настолько философскими и сухими, что слышать их достаточно было и одного раза. В результате посещаемость упала, дела шли не лучшим образом, люди были в расхоложенном состоянии духа.
Когда Сперджен в то утро вышел за кафедру, он увидел приблизительно от восьмидесяти до ста человек собравшихся, хотя в церкви было тысяча двести сидячих мест.
Всякое уныние улетучилось из его сердца, когда он почувствовал свою главную ответственность — проповедь Слова Божьего. Люди увидели в нем человека, имеющего твердую веру в Бога, и услышали в его голосе нечто такое, чего они раньше никогда не слышали. Его текстом были слова: "Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов". Он говорил о Боге как об Отце светов, остановился на объяснении божественных атрибутов, особенно на Его неизменности, и завершил описанием Его даров, особенно дара Его Сына, Господа Иисуса Христа.
Своей проповедью Сперджен не пытался произвести глубокое впечатление на слушателей, чтобы завоевать сердца лондонских обитателей. Это была такая же обыкновенная проповедь, какую он произнес бы для своей деревенской паствы в Уотербич.
Но реакция слушателей была необыкновенной. Некоторые слушатели просто не знали, что сказать, потому что он был таким юным и в то же время столь зрелым и отличным от всех других проповедников, которых им приходилось слышать. Однако большинство собравшихся были в восторге и не находили слов, чтобы выразить свое восхищение.
В обеденные часы некоторые из пришедших на собрание позвали тех, кто отсутствовал на утреннем собрании, а также соседей и друзей, рассказывая им об удивительном молодом человеке из деревни и приглашая послушать его вечером.
И действительно, вечером народу собралось намного больше, чем утром. Сперджен чувствовал себя уже смелее, и когда он проповедовал на текст: "Они непорочны пред престолом Божиим", люди возносились душой к новым высотам познания истины и новым взлетам чувств.
Когда служение закончилось, большинство собравшихся не хотели уходить из церкви. Они стояли, сбившись в группы, взволнованные, переполненные славой того, о чем они слышали, и затем стали просить диаконов, чтобы те постарались пригласить этого удивительного проповедника снова.
Диаконы были взволнованы не менее всех остальных. Они попросили Сперджена назначить дату очередного посещения и сказали, что если он будет проповедовать у них три воскресенья подряд, то дом будет полон народа. Глубоко взволнованный их нуждой и уверенный в том, что Бог открывает ему эту дверь, Сперджен согласился прийти снова и служить у них три воскресенья подряд в следующем месяце, то есть в январе 1854 года.
Во время беседы он признался диаконам, что у него нет формального богословского образования. Но они уже слышали многих выпускников богословских колледжей и их проповеди им порядком надоели, поэтому они ответили ему так: "Для нас это звучит, как особая похвала в твой адрес, потому что если бы у тебя был колледж, то в твоих проповедях не было бы такого прекрасного вкуса и помазания от Святого Духа".
На ночлег Сперджен возвращался совсем другим человеком. "Теперь я не нуждался ни в чьем сочувствии. Меня абсолютно не волновали ни рассказы этих молодых людей о своих замечательных служителях, ни скрип колес под окном, ни вообще что бы то ни было на белом свете". Бог благословил его служение, люди остались довольны, и он вернется сюда снова!
Через две недели он снова провел воскресенье в церкви на Нью-Парк Стрит. После первого визита он сразу же вернулся в Уотербич, но лондонская церковь не стала ждать назначенного срока. Диаконы написали ему срочное письмо, в котором выражали бесконечное удовлетворение прихожан его служением и просили стать их пастором немедленно. Директор воскресной школы написал ему отдельное письмо, в котором говорилось: "Я никогда еще не видел у людей такого сильного желания, чтобы кто-то был у них проповедником, как хотят они в настоящее время, чтобы был ты. Ты найдешь себе много верных друзей, и пусть Дух Святой поможет тебе принять решение о служении в церкви на Нью-Парк Стрит. Я надеюсь и молюсь о том, чтобы ты послужил благословением для многих тысяч людей".
Сперджен, несомненно, осознавал огромную духовную ответственность, которая ожидала его на этом поприще. В письме диакона предлагалось, что он может, если желает, сначала пройти испытательный срок на шесть месяцев, и в конце этого срока изменить свое решение, если возникнет необходимость. Однако он ответил, что согласен на три месяца испытательного срока и в конце письма убедительно просил, чтобы вся церковь молилась о нем. "Одно лишь необходимо, — писал он, — а именно: все обязаны лично и на собрании усиленно молиться, чтобы поддержать меня для выполнения этого великого дела".
Расставание с прихожанами в Уотербич было грустным как для него, так и для них. Некоторые из них понимали, что не могут удерживать такого человека в столь незаметном месте, но поскольку его отъезд был неожиданным, то они, с одной стороны, радовались новой перспективе, которая для него открывалась, но в то же время и проливали много слез, думая о разлуке. Он любил их, и они его любили, и эти узы любви невозможно было разорвать так скоро. На всю жизнь в этой церкви у него оставались самые искренние друзья.
В феврале 1854 года Сперджен принял пастырское служение в Лондоне, будучи девятнадцати лет. Он согласился на трехмесячный испытательный срок, однако ему предстояло трудиться на этом месте до самой своей смерти, которая наступила спустя почти сорок лет.
Как и ожидалось, численность посетителей в церкви на Нью-Парк Стрит возросла молниеносно. В течение месяца церковь была заполнена, проходы забиты, люди сидели на подоконниках и стояли, тесно прижавшись друг к другу в помещении воскресной школы. Вести о его служении разнеслись по всему Лондону.
Во время этого столь успешного служения диаконы вдруг подняли вопрос о его рукоположении. Во время служения в Уотербич Сперджен не был рукоположен, однако он верил, что Сам Бог рукоположил его и, по его мнению, только это и имело значение. Однако среди баптистов практиковалось рукоположение через людей, и среди членов церкви на Нью-Парк Стрит были те, кто считал, что надо совершить такое служение рукоположения и у них.
Сперджен сказал, что он не считает эту практику библейски обоснованной и что ему не нужно таким образом утверждать законность своего служения. Благословение Божье, говорил он, как раз и было божественной печатью на его служении. Человек не может к этому добавить ровно ничего. Тем не менее, он готов был пройти этот обряд, если церковь сочтет это необходимым. От этого не будет никакого вреда, но и никакой пользы. На том дело и остановилось.
Подобным же образом Сперджен отверг титул "преподобного". Он сказал, что это — остатки католической традиции, которую протестанты должны были бы давно оставить. Однако издатели его проповедей ставили этот титул перед его именем, и в продолжение нескольких лет он не запрещал им это делать, возможно, из чувства снисхождения к тем, кто таким образом желал проявить к нему уважение. Наконец в 1865 году он прекратил такую практику. Вместо звания "преподобный" он попросил своих студентов употреблять библейское слово "пастор".
Отсутствие титула, однако, не мешало, а даже помогало Сперджену, чтобы его лучше воспринимали простые люди. Всякий раз, когда он проповедовал, собиралась большая толпа, и поэтому о нем стали говорить как о "втором Уитфилде".
Но Сперджен, как и Уитфилд, не ставил своей целью сбор толпы. Понимая сущность духовной борьбы, в которую вовлечены христиане, он в первую очередь был озабочен тем, чтобы научить своих людей по-настоящему молиться.
Конечно же, люди из церкви на Нью-Парк Стрит молились и до этого. Но их молитвы были не более чем красивые слова, их просьбы были без духовной силы и произносились в довольно формальной манере.
Для Сперджена молитва была чем-то гораздо большим, чем просто некая поверхностная деятельность. Он разговаривал с Богом благоговейно, но свободно и доверчиво. В его молитвах не было тех избитых выражений, которые употребляют многие служители, но он выражался, как дитя, пришедшее к любящим родителям. Знавший его служитель говорил: "Молитва была инстинктом его души и атмосферой, в которой он жил. Она была "дыханием его жизни" и "воздухом его родины". Молясь, он улетал на орлиных крыльях в небеса к Богу".
Молитва была для Сперджена настолько реальной, что всякие формальные попытки молиться смотрелись на этом фоне, как нечто совсем противоположное. "Я могу стразу же определить, — говорил он, — действительно ли брат молится, или же он только воображает, что молится, или играет роль молящегося… Дай Бог нам всем живое молитвенное воздыхание! Один искренний вздох души имеет большую силу, чем полчаса цитирования красивых религиозных слов. Пусть рыдания вырываются из души и слезы льются из сердца!" Но он в равной степени был противником и восклицаний типа "Аллилуйя!" или "Слава Господу!", если они были формальными и не исходили из сердца.
Сперджен реально ожидал от Бога ответа на молитву, произносилась ли она наедине или в церкви. Он признавал, что некоторые молитвы могут оставаться не отвеченными, и мы не можем знать истинную причину этого, но он также знал много случаев, когда Бог начинал действовать, отвечая на его вопль. Он знал, что сила Божья в служении проявляется в прямой зависимости от истинной молитвы народа Божьего и что души приходят к покаянию и вере во Христа в той же пропорции.
Личная молитва Сперджена оказывала на церковь большое влияние. Глубоко затронутые реальностью его просьб, многие из них стыдились своих собственных "красивых религиозных слов". Некоторым пришлось пройти через серьезную ломку, чтобы победить сложившуюся за годы привычку молиться формально, и мало-помалу им все же удалось научиться бороться с Богом в истинной молитве.
Я никогда не смогу забыть то, как усердно эти люди молились. Иногда они молились так усердно, что казалось, будто среди них находится Ангел Завета, которого они видят своими глазами...
Не раз случалось, что мы были настолько ошеломлены серьезностью молитвенного собрания, что на какое-то время все замолкали и казалось, будто сила Господня осеняла нас… Молитвенные собрания на Нью-Парк Стрит затрагивали нас до глубины души. Каждый присутствующий был похож на крестоносца, окружающего Новый Иерусалим, каждый был решительно настроен взять Небесный град штурмом молитв, — и вскоре на нас ниспадало столь обильное благословение, что у нас не хватало места, чтобы его принять.
Продолжая рассматривать дальнейшую биографию Сперджена, мы должны иметь в виду силу молитвы его церкви. Благодаря ей, многие люди обратились к Богу, было основано несколько институтов, построено много различных зданий, и их труд имел влияние во всех концах земли. Все это время к Богу возносилась истинная молитва. Когда кто-либо спрашивал Сперджена, в чем секрет его успеха, он отвечал: "Мои люди молятся обо мне". При этом он имел в виду не обыкновенную формальную и ни к чему не обязывающую молитву, но борьбу с Богом с живой верой в то, что Он пошлет ответ.
Условия служения, на которых Сперджен прибыл в Лондон, были вскоре аннулированы членами церкви. Задолго до конца испытательного срока состоялось членское собрание, и люди просили его стать их постоянным пастором. Он ответил: "На такое любовное и сердечное предложение может быть только один ответ, — я принимаю его. Но только прошу вас помнить обо мне в молитвах, чтобы я мог осуществить столь великое дело и оправдать ваше доверие. Очень надеюсь, что ваша молитвенная поддержка поможет вам также простить мои возможные ошибки в делах или в неосторожных словах. Я всей душой хотел бы ни в коем случае не причинять вам боль, но как можно дольше послужить к вашей пользе".
В апреле 1854 года, когда Сперджену было девятнадцать лет, он принял на себя всю полноту пасторского служения в Лондоне.
Вскоре в церкви возникли проблемы в связи с очень большим наплывом людей. Каждое воскресенье на утреннем и вечернем служении все свободное пространство в молитвенном доме было заполнено до предела. Из-за этого в помещении становилось нестерпимо жарко, не хватало кислорода, не было доступа свежего воздуха, поскольку окна не открывались. Сперджен все время напоминал диаконам, что надо вынуть верхние стекла на окнах, но они ничего не делали в этом отношении.
На одном из воскресных утренних служений вдруг оказалось, что верхние стекла отсутствуют. Сперджен выразил удовольствие по поводу случившегося и предложил награду в пять фунтов тому, кто найдет злоумышленника. Разумеется, он сам вынул стекла на окнах. "Я прошелся вокруг дома с палкой и впустил кислород в это душное помещение". Таким образом, он как бы слегка разыграл своих диаконов, чтобы они быстрее сделали то, что давно должны были сделать.
Свежий воздух был очень кстати, но оказалось, что не хватало очень многих сидячих мест. В течение нескольких месяцев церковь кое-как терпела трудности, связанные с переполнением дома, но потом начались работы по расширению здания.
Пока велись строительные работы, собрания проводились в Экзетер Холл. Это было большой зал, находившийся в центре города, но, несмотря на 4000 сидячих и 1000 стоячих мест, он оказался слишком маленьким, чтобы вместить всех желающих, и сотни людей не могли попасть внутрь.
По завершении работ на Нью-Парк Стрит, здесь снова стали проводить собрания. Теперь здесь было 1500 сидячих мест, а вместе с залом для воскресной школы и другими помещениями сюда могло втиснуться примерно 2000 человек. Но многие из тех, кто слышал Сперджена в Экзетер Холл, стали приходить в молитвенный дом, и народу набивалось еще больше, чем прежде. Единственным выходом из положения было перенесение вечерних служений снова в Экзетер Холл и попытка как-то упорядочить утренние служения в молитвенном доме.
В результате зал по вечерам заполнялся до пределов своих возможностей. Но тысячи желающих не могли попасть в зал и оставались на улице, создавая шум и помехи для движения.
Слухи об этом распространились по Лондону и даже по всей Британии. Обычно Экзетер Холл использовался для музыкальных концертов и популярных лекций, но проводить здесь религиозные мероприятия было неслыханным делом. Многие смотрели на это с резким осуждением. А поскольку было известно, что Сперджен не имел богословского диплома и не был рукоположен, о нем тут же сделали заключение, что это шарлатан, который знал, как привлекать толпу и выманивать у людей деньги.
Но вскоре жизнь доказала, что Сперджен по-настоящему любил людей и мог бескорыстно служить нуждающимся.
Как раз в то время в Лондоне начала свирепствовать эпидемия азиатской холеры, особенно в районе к югу от Темзы. Сперджен отменил все свои загородные мероприятия и посвятил свое время посещению больных. Эпидемия поразила многие дома. Почти везде можно было найти страдающих холерой, много людей умирало. "Многие семьи, — вспоминал Сперджен, — приглашали меня посетить больных, и почти каждый день мне приходилось бывать на похоронах". С милосердием к больным и сердечным состраданием к обездоленным совершал он свой труд. Его могли разбудить в любое время ночи с просьбой прийти и помолиться с кем-то, кто, по всей вероятности, должен был скоро уйти в вечность.
Такой беспрерывный труд вскоре сильно истощил его. Он не только изнемог, но и едва не заболел сам.
Однажды, возвратившись в таком состоянии домой с похорон, он заметил выставленный на окне у сапожника кусок бумаги с надписью. К своему удовольствию, он прочел на нем стих из Писания: "Ибо ты сказал: "Господь — упование мое"; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему".
Прочитав этот стих, Сперджен просиял. "С помощью веры я применил этот стих к самому себе, — писал он. — Я почувствовал, что нахожусь в безопасном месте, что в меня влились свежие силы, что я словно препоясан бессмертием. В таком спокойном и мирном состоянии духа я снова пошел навещать умирающих, и со мной действительно не случилось ничего плохого".
Так прошел первый год служения Сперджена в Лондоне, и с каждым днем слава о нем распространялась все шире. Правда, его часто критиковали в прессе, но в собственной церкви его очень любили и, кроме того, он приобрел себе многих почитателей среди населения. Бывший актер Шеридан Ноулз обратился к Богу в баптистской церкви Блумсбери, и его жизнь изменилась. Однажды его попросили выступить перед студентами Степни колледжа, о чем один из студентов вспоминал следующим образом:
Выйдя за кафедру, г-н Ноулз тут же воскликнул: "Ребята, приходилось ли вам слушать этого парня из Кембриджа? Немедленно пойдите и послушайте его, если вы хотите знать, как надо проповедовать. Его зовут Чарльз Сперджен. Он еще юноша, но уже теперь он самый удивительный проповедник во всем мире. Его красноречие абсолютно совершенно, кроме того, он ведет себя перед людьми, как мастер своего дела, так что ему не надо учиться ни у меня, ни у кого-либо другого…
Некоторое время назад я арендовал театр на Друри Лейн; и скажу вам, что будь я сейчас на том же месте, я предложил бы ему попробовать поиграть в театральной труппе хотя бы один сезон. Знаете почему? Потому что он может делать со своими слушателями все, что ему угодно! Он может в течение пяти минут заставить их смеяться, потом плакать, потом смеяться опять. Сила его влияния ни с чем не сравнима!"
Запомните мои слова, ребята: этому молодому человеку суждено быть величайшим проповедником нашего столетия, а может быть, и всех веков".
Многочисленные похвальные отзывы подобного рода заставляют задаться вопросом, какое влияние оказала эта честь на самого Сперджена. Многих погубила бы даже маленькая доля того почитания, которое выпало на его долю, и он вполне осознавал опасность переоценки своих способностей в этой ситуации. Во время визита в Шотландию Сперджен приобрел благосклонность многих служителей, однако некоторые шотландские духовные лица считали, что его чересчур уверенная манера выказывает в нем гордость духа. А в Англии о нем не раз говорили, как о дерзком человеке, и действительно, в некоторых случаях он вел себя с такой смелостью и властью, что подобная оценка его поведения вроде бы подтверждалась.
Но не надо забывать, что ему было всего лишь двадцать лет, и в таком незрелом возрасте доля самоуверенности вполне закономерна.
На самом же деле у нас есть основания похвалить его как раз за скромность. Больше, чем многие другие, он осознавал смертельную опасность своего "я" и был больше всего озабочен тем, чтобы во всем прославлялся Бог. Состояние его сердца выражено в следующих воспоминаниях:
Когда я стал пастором в Лондоне, я был устрашен собственным успехом, и мысль о перспективе, которая стала мне доступна, не поднимала мое настроение, а наоборот, повергала меня в состояние крайнего упадка духа.
Да кто я такой, чтобы вести за собой такое множество людей? Мне бы лучше отправиться в свою незаметную деревню или уехать в Америку и найти себе в лесной глуши уединенное гнездо, чтобы жить, обеспечивая свои потребности. В то самое время, когда над делом всей моей жизни приподнялась завеса, я ужаснулся от того, что было открыто мне за этой завесой.
Сперджену нужен был человек, которому он мог бы доверять, кто мог бы утешать и ободрять его, кто мог бы разделять с ним его сокровенные желания и чувства. И вот, благодаря Божьему Провидению, такой человек вошел в его жизнь и стал прекрасным помощником, "пока не разлучила их смерть".

Брак Сперджена истинно заключен на небе
Надо признать тот факт, что помощь и симпатия Сюзанны Сперджен были неоценимым инструментом в формировании характера и образа жизни ее мужа, так что без нее он никогда не стал бы тем, кем он был. Его склад ума был прекрасно уравновешен, — точно такой же был и ее склад ума. Он обладал отличным чувством здравого смысла, — и она была ему в этом отношении под стать. Его сердце пламенело любовью к Богу и людям — ее сердце горело столь же сильно. Он к тому же стремился участвовать в разных видах благотворительности — и здесь на каждом шагу она была для него истинным другом. Ему приходилось подвергаться грубым нападкам во время своего публичного служения, и здесь она, вместе с Богом, была для него щитом и помощником.
Со времен первого прекрасного рассвета не было на земле пары, лучше соответствующей друг другу, чем Чарльз и Сюзанна Сперджен.
H.L.Wayland, Charlеs Spurgeon, His Faith and Works, 1892

В то время как большинство молодых людей ищут общения с девушками, Сперджен до сих пор не интересовался противоположным полом. Вплоть до девятнадцатилетнего возраста он полностью посвятил себя учебе и проповеди.
Но теперь все изменилось.
Молодая девушка по имени Сюзанна Томпсон присутствовала на вечернем воскресном собрании, когда Сперджен впервые проповедовал на Нью-Парк Стрит. После этого она вспоминала о нем как о несколько странном молодом человеке:
Я была совсем не в восторге от красноречия молодого оратора, а его деревенские манеры внушали мне не почтение, а скорее сожаление… Я была не настолько духовной, чтобы понимать его пламенную проповедь Евангелия и его горячий призыв грешников к покаянию, зато его огромный, черный сатиновый галстук, длинная, плохо причесанная шевелюра и синий носовой платок с белыми пятнами, кажется, все же пробудили во мне некоторые потешные мысли.
Но эти первые впечатления были недолговечными. Сюзи была близким другом семьи Олни, а Сперджен часто бывал в этой семье. Во время их частых встреч она начала замечать кое-какие его достоинства, и он стал для нее более привлекательной персоной. Спустя примерно два с половиной месяца после прибытия в Лондон он послал ей подарок. Это была книга "Путешествие Пилигрима", на которой он сделал надпись:

Мисс Томпсон,
с пожеланиями успеха
в ее благословенном путешествии,
от Ч.Х. Сперджена
20 апреля 1854 года.
С этого момента он стал для нее духовным наставником. Сюзанна раньше него уверовала во Христа и получила спасение, но она не возрастала духовно, пока церковь оставалась без пастора. А теперь день за днем "он мягко вел меня, — вспоминала она, — своими проповедями и беседами ко кресту Христа, где моя тоскующая душа нашла долгожданный мир и прощение".
Их дружба вскоре стала более близкой. 10 июня того же года в Лондоне состоялось праздничное событие, — открытие Хрустального дворца. Это был огромный выставочный зал, где размещались товары со всех концов земли, окруженный тротуарами и газонами. Чарльз и Сюзанна пришли сюда в компании друзей, но вдруг оказалось, что они сидели рядом. Когда затих шум официальной церемонии, он открыл книгу, которую взял с собой и показал ей строки, где давались советы молодым людям, ищущим себе жену, "молиться о ее благосостоянии". Когда она прочитала эти строки, он спросил ее, молится ли она о том человеке, который должен стать ее мужем. Эти слова с упоминанием о браке вызвали в ней странное волнение, но она ничего не сказала в ответ.
По окончании церемонии тот же низкий голос снова прошептал: "Не желаешь ли ты пройтись вместе со мной вокруг дворца?" Они оставили компанию друзей и остаток вечера провели вдвоем. Позже она вспоминала об этом так: "Мы долго прогуливались вместе сначала по прекрасному Дворцу, затем в саду, а потом спустились к пруду… Именно во время нашей прогулки в тот памятный июньский день, — я верю, — Сам Бог соединил наши сердца неразрывными узами настоящего чувства… С этого момента наша дружба быстро укреплялась и скоро переросла в глубочайшую любовь".
Через несколько недель — 2-о августа — они были в гостях у ее дедушки и прогуливались в саду. Там, в радостной и торжественной обстановке, он признался ей в любви и предложил выйти за него замуж.
Я вспоминаю этот старый сад, как святое место, как счастливый рай, потому что там мой возлюбленный нашел меня и сказал, как он любит меня. Хотя я уже знала об этом, но все же слышать слова любви из его собственных уст было совсем другим делом. Я замолкла и вся дрожала от радости и счастья. Сладкая церемония помолвки не нуждается в описании… Это был торжественный и в то же время счастливый момент в моей жизни, и я переживала его с благоговением в сердце. Я оставила своего возлюбленного и побежала в дом на верхний этаж. Там я преклонила колени перед Богом и со слезами счастья благодарила Его за великую милость в том, что Он подарил мне любовь столь хорошего человека.
В последующие месяцы Сюзанна духовно укрепилась, а в начале нового 1855 года подала заявление на крещение. Сперджен старался прикрывать их отношения, но слухи все же просочились наружу. Когда в церкви зачитывался список кандидатов на крещение, то перед именем Сюзанны стояло имя одного старичка, которого звали Джонни Диэр. Кто-то подслушал, как две незамужние дамы на задних рядах переговаривались между собой:
— Как зовут этого старичка?
— Джонни Диэр.
— Ну, тогда я полагаю, что следующей будет Сюзанна Диэр! (Здесь игра слов: Dear по-английски означает "милый, дорогой, любимый" — прим. ред.)
В этот период жизни Сперджен подвергался злой критике в светской и религиозной прессе. Критика была извращенной, ложной и жестокой, и хотя Сперджен переносил ее с достоинством, на душе у него часто было очень горько. Он нуждался в утешении и ободрении, и здесь Сюзанна проявила удивительное понимание и сочувствие.
Однако время их общения было очень ограниченным. Обычно он приходил к ней по понедельникам утром, однако ему приходилось брать с собой рукопись одной из своих воскресных проповедей, записанных секретарем, которую надо было редактировать. В печатном виде проповедь должна была занимать восемь страниц. Надо было что-то добавить или убрать, проставить абзацы и внести многочисленные поправки. Надо было успеть отредактировать проповедь и отдать ее мальчику-курьеру, который приезжал на велосипеде в послеобеденное время, и должен был успеть отвезти ее в типографию, где проповедь сразу же готовилась к печати, чтобы попасть в руки читателей во вторник утром. Вот такая работа занимала, — а может быть, портила, — время его свиданий с Сюзи по понедельникам.
Они старались провести вместе час или два также и по пятницам в послеобеденное время. Обычно местом их встречи был Хрустальный дворец, где всегда можно было увидеть красоту живой природы и прогуляться по дорожкам парка. Эти встречи на время давали Сперджену отдых от кипучей деятельности и возможность снять напряжение в присутствии той, которую он так крепко любил.
Но не все складывалось идеально в их отношениях. Бывали времена, когда он, казалось, совсем забывал о существовании Сюзи, и это больно ранило ее.
Однажды такое случилось, когда он взял ее с собой в большой зал в Лондоне, где должен был проповедовать. Она говорит об этом так:
Мы сели в карету и я хорошо запомнила, как я старалась держаться все время рядом с ним, когда мы растворились в толпе народа, заполнившей лестницу. Но когда мы поднялись наверх, он совершенно забыл о моем существовании. На нем лежало бремя проповеди, которую он должен был произнести для бессмертных душ, и он прошел в небольшую дверь сбоку, где его уже ожидали официальные лица, даже на мгновение не вспомнив о том, что оставил меня одну посреди бурлящей толпы.
Сначала я была совершенно сбита с толку, а затем… я рассердилась на него. Я сразу же вернулась домой и поведала о своем горе моей доброй маме… Она мудро заметила, что мой избранник — человек не простой, что его жизнь полностью посвящена Богу и служению и что я никогда, никогда не должна пытаться поставить себя на первое место в его сердце.
Наконец, после многих добрых и любовных наставлений, мое сердце смягчилось, и я поняла, что мое поведение было очень глупым и эгоистичным. Как раз в это время возле входной двери остановился экипаж, и мой дорогой мистер Сперджен вбежал в дом с весьма озадаченным видом, спрашивая: "Где Сюзи? Я искал ее везде, где только мог, но так и не нашел; неужели она вернулась домой одна?" Моя милая мама вышла к нему и рассказала все, как было; и я думаю, что когда он осознал положение вещей, то ей пришлось утешать и его самого, ведь он оскорбил меня без всякого злого умысла и, наверное, считал, что я обошлась с ним несправедливо, допустив сомнение в его порядочности.
Затем он тихо дал мне высказать свое негодование и повторил слова матери, уверяя, что питает ко мне самые глубокие чувства, однако он — Божий слуга, и я должна быть готова уступить свои права на него Богу.
Бывали случаи, когда Сюзи заходила к нему в пасторскую комнату при доме молитвы как раз перед его выходом за кафедру. В это время он так был поглощен предстоящим делом, что машинально поднимался с места и пожимал ей руку с таким видом, словно она была посторонним человеком. Заметив свою ошибку, он тут же извинялся, но такие ошибки ясно показывали сосредоточенность его ума и осознание великой ответственности проповедования Слова Божьего.
Помолвка Чарльза и Сюзан длилась восемнадцать месяцев. В конце этого срока она писала: "1855 год приближается к концу, и мы с невыразимой радостью ожидаем того часа, когда у нас будет своя собственная семья и нас соединят узы священного брачного союза, который совершается на небесах".
8 января 1856 года две судьбы слились в одну. Венчание состоялось в церкви на Нью-Парк Стрит, его совершал пастор соседней церкви д-р Александер Флетчер. Люди собрались в церковь за несколько часов до бракосочетания, и несмотря на то, что к этому дню помещение было значительно расширено, оно было переполнено народом. Целый наряд полиции следил за порядком на улице, где осталось большое количество людей.
После свадьбы они уехали на десять дней в Париж. Сюзанна перед этим уже была во Франции, и теперь могла показать Чарльзу разные интересные места. Они посещали картинные галереи, дворцы, музеи и даже посмотрели, как работает фондовая биржа.
По возвращении в Лондон молодая чета поселилась в весьма скромном доме на Нью-Кент Роуд.
Конечно же, Чарльз был очень занятым человеком. Кроме своих многочисленных дел в церкви на Нью-Парк Стрит, он стал еще готовить к публикации свою первую книгу "Святой и его Спаситель". Его также часто приглашали проповедовать в других церквях, как в Лондоне, так и в дальних городах. Почти все вечера у него были заняты каким-либо служением, а иногда его не бывало дома день, а то и больше. Часто он возвращался домой совершенно изнемогший, и тут его неизменно ожидали любящие руки, окружавшие добротой и утешением.
Сюзанна и Чарльз идеально подходили друг другу. Несмотря на то, что Чарльз был воинственным и бесстрашным в защите Божьей истины, он был также очень мягким и чутким человеком, а потому нуждался в доброте и взаимопонимании со стороны жены. Именно этими качествами обладала Сюзанна. Вот как отозвался о согласии в их семейной жизни Рассел Х. Конуэлл, основатель Темпл университета в Филадельфии, посетивший семью Спердженов и ставший впоследствии их близким другом:
Если бы он женился на глупой женщине, которая считала бы его совершенством святости, или на придирчивой опекунше, которая донимала бы его нравоучениями, то он никогда не добился бы своего высокого положения. И если бы он соединил свою судьбу с женой менее благочестивой и ревностной или с такой, которая старалась бы своим влиянием пересилить любовь и уважение к нему со стороны прихожан, то такая жена принесла бы только вред его репутации.
Но его жена трудилась вместе с ним, молилась вместе с ним, доверяла ему и горячо любила его в течение многих лет их совместного труда. Одна лишь только мысль о ней, даже когда он был вдали от дома, вселяла в него чувство глубокой умиротворенности. Он мог много дней путешествовать, мог несколько раз в день проповедовать, утешаясь мыслью о том, что дома его жена часами молится о нем и ожидает его с таким радушием, предвкушение которого вселяло в него небесный мир.
Взаимная любовь Сперджена и Сюзанны никогда не иссякала. По мере приближения старости они испытали много болезней, но, тем не менее, были удивительно терпеливы друг к другу. Эта неизменная любовь нашла свое выражение в строках стихов, которые он написал вдали от дома после нескольких лет совместной жизни. Вот часть из них (дословный перевод):

Через расстояние, разделяющее нас с тобой, моя жена,
Я прокладываю мост моей песни;
И наши сердца встретятся, о радость моей жизни,
На его своде, невидимом, но крепком.
Может быть, чей-то поклонник носит имя своей любимой,
Выгравированное на драгоценном камне,
Но я ношу твой дорогой образ, выгравированный в сердце,
В том сердце, которое уже давно принадлежит тебе.
Яркая окраска, лежащая на поверхности,
Может стираться дождевыми потоками,
Но тебе не надо бояться никаких потоков,
Потому что моя любовь пропитывает всю мою внутренность.
Блестящие капли росы, выпадающие на заре любви,
Испаряются, когда день склоняется к вечеру;
И нежность на голубиных крыльях
Улетает прочь, как старая сказка.
Но моя любовь к тебе похожа на солнце,
Которое выходит во всей своей силе из чертогов радости,
Ни жизнь, ни смерть не одолеют ее,
Она будет пламенеть вовеки.
И хотя только Тот, Кто избрал нас прежде бытия мира
Должен безраздельно царствовать в наших сердцах,
Мы искренне верим, что поклонимся Ему вместе,
Когда предстанем перед Его престолом.
Невозможно представить никакую другую женщину, которая так подходила бы в качестве жены для Чарльза Сперджена, как подходила для него эта необыкновенная женщина, Сюзанна Томпсон. Они были приготовлены друг для друга божественной рукой, и их союз представлял собой сбывшееся желание Сюзанны — это был поистине "брак, заключенный на небесах".

Конфликт
Злые языки нападали на Сперджена с самыми злобными оскорблениями и лживой клеветой. Его мнения представлялись в ложном свете, его слова извращались. Его поучения были названы "богохульными", "невежественными", "дьявольскими". Но, тем не менее, благодеющая рука Господа была над ним, и он не обращал внимания на измышления нечестивцев.
Passmore and Alabaster, Spurgeon’s publishers,
August 1856

Появление восходящей звезды Сперджена на Лондонском небосклоне потревожило благодушие религиозной жизни того времени.
Большинство баптистских и конгрегациональных церквей вели тихую и расслабленную жизнь. Даже методисты большей частью утратили свой былой пыл. Эти церкви пока что придерживались евангельской веры, но в проповедях не хватало огня, церковная жизнь еле теплилась, большинство из них довольствовалось тем, что спокойно плыло по течению.
Но ситуация изменилась под влиянием той живой энергии, которую излучали личность и служение Сперджена.
Сперджен обладал редкими умственными дарованиями. Начав читать еще в детстве, он продолжал чтение книг и теперь, так что по прибытии в Лондон его знания можно было бы назвать энциклопедическими.
Выступая перед людьми с проповедью, он имел в своем распоряжении огромный интеллектуальный багаж. Он мог цитировать наизусть места из любой книги Библии, причем подбирал наиболее подходящие тексты и повторял их с дословной точностью. Он мог употреблять в качестве иллюстраций события древней истории, периода Реформации, Пуританских времен, а также случаи из жизни Уитфилда, Весли и их современников.
Он также постоянно читал литературу по изучению Библии, и широта познаний в этой области позволила ему спустя двадцать лет написать известный том под названием Commenting and Commentaries (Заметки и Комментарии). При подготовке этого труда, по его словам, он просмотрел примерно три или четыре тысячи томов различных книг. Его единственным хобби, если это можно так назвать, были поиски и покупка подержанных книг, и его личная библиотека со временем стала насчитывать более десяти тысяч томов.
Надо признать, что Сперджен был прежде всего богословом. Он начал задумываться над великими доктринами Библии еще с тех пор, как научился читать, и с того времени он продолжал созидать в своем уме и сердце величественное здание той богословской системы, которая открыта в Писании. Жители Лондона удивлялись не только тому, о чем он говорил, но и тому, как он говорил. Стройная богословская система пронизывала все его служение.
Тем не менее, его проповеди были не только содержательными, но и непостижимым образом касающимися сердца, и потому многие слушатели чувствовали, что проповедник обращается лично к ним. Он в совершенстве владел своим голосом, который мог греметь, как раскаты грома, а мог и говорить в трогательных, мягких тонах, так что о нем часто говорили, как о "серебряном колокольчике".
Сперджен держался за кафедрой очень естественно. В нем не было ничего напускного, и, хотя в его речи часто проскальзывали нотки юмора, в целом его проповеди характеризовались неподдельной искренностью.
Великое множество жителей Лондона стали слушателями и почитателями Сперджена, хотя многие были настроены совершенно иначе. Некоторые знали о нем только то, что он был молод, не имел формального богословского образования, не был рукоположен, а значит, по их заключению, он не мог быть полноценным служителем и занимался шарлатанством.
Так считали, в частности, некоторые издатели газет. Сперджен обращал на себя так много общественного внимания, что они просто не могли не упоминать о нем, а поскольку считали его шарлатаном, они подняли против него злобную кампанию открытых обвинений. Некоторые их высказывания были слишком грубы и оскорбительны, чтобы их повторять, но некоторые выражались менее резко. Вот что писал корреспондент газеты Ipswich Express (Ипсвич Экспресс) в статье под заголовком "Духовный трус":
Пока его собственная церковь ремонтировалась, он проповедовал в Экзетер Холл, который был набит до отказа.
Все его речи пропахли дурными манерами, пошлостью и наигранностью, но, несмотря на это, за ним гоняются так, что если не придешь за полчаса раньше, то вообще не попадешь в зал. Один ведущий служитель независимой деноминации, слушавший этого скороспелого юнца, сказал, что все это шоу было "оскорбительным для Бога и для людей".
Этот "даровитый" богослов набрался наглости перед проповедью заявить присутствующим в зале молодым девушкам, что он помолвлен, что его сердце принадлежит другой, и он дает им ясно понять, что не желает получать от них никаких подарков, не желает, чтобы они оказывали ему внимание, не желает, чтобы они плели ему шерстяные тапочки. Я полагаю, что этот уважаемый богослов чувствовал себя не совсем уютно в окружении любящих его молодых дам".
Эта статья вызвала протест со стороны многих читателей. В ответ газета Экспресс с неохотой признала, что заметка насчет тапочек была ошибочной. Но тем временем эту заметку подхватили несколько других газет, которые так и не извинились за допущенную ошибку. А Лэмбет Газет даже утверждала, что "Молодые сестры совсем потеряли ум из-за него. Эти несмышленые девицы прислали ему столько тапочек, что он мог бы открыть целый обувной магазин".
А вот цитата из другой газеты, Эссекс Стандарт, которая тоже много писала о Сперджене:
Стиль его речи вульгарно-простонародный, перемешанный с напыщенностью. Все солидные служители нашей епархии обсуждаются в его речах грубо, резко и непочтительно. Он опошляет церковные таинства, ругается над святынями, оскорбляет здравый смысл и внушает отвращение к правилам благоприличия. Его напыщенные речи пересыпаны низкосортными анекдотами, которые бьют по ушам невзыскательных слушателей, — и это называется популярностью! И это тот самый лондонский "религиозный экстаз!"
Газета Пэтриот описывает сначала разностороннюю одаренность Сперджена, но потом нападает на него с критикой.
Этот скороспелый новичок бичует всех подряд. Он считает только себя истинным кальвинистом, а всех остальных вокруг себя — либо зловредными арминианами, либо недостаточно последовательными сторонниками учения о благодати. Учение об избрании, по его мнению, "презираемо и ненавидимо в наше время". "Истинную веру в наши дни можно найти только в картинных галереях". Он словно не слышит, как его братья-проповедники не хуже его защищают абсолютную достаточность и силу заместительной жертвы нашего Господа Иисуса Христа.
Еще более бесцеремонно обращается г-н Сперджен с теми богословами, которые не принадлежат к его специфической школе. "Арминианские извращения, в особенности, — говорит он, — должны сгинуть в той самой бездне, которая их и породила". Их понятия о том, что можно отпасть от благодати, "являются самой зловредной ложью на земле".
Другая газета поместила под одним заголовком имена "Том Там, Живой Скелет и Ч.Х. Сперджен", намекая на то, что его законное место находится в цирке. Еще одна газета заявляла, что его служение представляло собой возрождение древнего "Праздника Осла", а другая газета утверждала:
Мы думали было, что времена догматических и богословских драм ушли в прошлое, что мы никогда больше не увидим, как массы народа будут выслушивать неистовые излияния умопомешательства, никогда больше не услышим фанатичного вскипания педантичных нравоучений и нам не надо будет убирать пену с поверхности, чтобы разобраться в сущности вещей…
Совсем не по-христиански звучат заявления, вроде: "Прежде чем человек попадет на небо, ему надо промыть мозги учением ультра-кальвинизма, которое проповедует Сперджен"… Если уж этот подросток из Экзетер Холл берется говорить о Боге, то пусть он помнит, что Бог недостижим для профанации и что богохульство из уст проповедника есть столь же тяжкое преступление, как и грязная ругань подонка, оскорбляющая целомудренный слух.
Несколько газет публиковали карикатуры на Сперджена. Большинство газет насмехались над ним, но две или три не могли не признать, что он проповедует чистое и доброе учение, хотя и изображали его смотрящим свысока на других ведущих религиозных деятелей страны.
Сперджен не отвечал на все эти нападки. Правда, в своих проповедях он иногда для иллюстрации ссылался на то, что писали о нем газеты. В письмах родителям он не раз предупреждал их, что то, о чем пишут газеты, может быть несправедливо,— например, эта история с тапочками, — и просил, чтобы они не беспокоились из-за враждебного к нему отношения.
И все же ему было больно слышать все эти обвинения и насмешки. Сюзанна собирала все такие вырезки из газет и наклеивала их в альбом, пока он не растолстел до огромных размеров. Она также написала и повесила на стене текст "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас".
Сперджен встречал враждебное к себе отношение не только со стороны светской прессы, но также и со стороны некоторых христианских газет из-за своей приверженности к кальвинизму.
Сперджен написал "Защиту кальвинизма", составляющую целую главу в его "Автобиографии". Он говорил: "Мы употребляем слово "кальвинизм" для краткости. Учение, называемое кальвинизмом, произошло не от Кальвина; мы верим, что оно берет свое начало от великого Основателя всякой истины". Он называл данную систему богословия "учением о благодати", причем употреблял оба названия взаимозаменяемо.
С кальвинистскими понятиями он был знаком уже давно, поскольку они составляли главную тему для дискуссий в доме его деда и отца. Это учение было изложено Буньяном и другими пуританскими писателями. В этом учении его усердно наставляла также Мэри Кинг, экономка из школы в Ньюмаркете, где он учился.
Ей нравилось хорошее, крепкое, славное кальвинистское вероучение, но ее жизнь была так же крепко утвержденной, как и то, во что она верила. Мы часто беседовали с ней о завете благодати, о личном избрании святых и их союзе со Христом, о пребывании в благодати и важности практического благочестия, и мне кажется, что я почерпнул от нее больше, чем мог бы почерпнуть от полдюжины докторов богословия, каких мы имеем на сегодняшний день.
По прибытии в Лондон Сперджен решил, что его служение должно носить реформаторский характер, — своими трудами он старался вновь вернуть людей к забытым истинам. Большинство протестантских служителей проповедовали евангельскую истину, но в их проповедях явно недоставало доктринальной глубины, и он чувствовал себя довольно одиноким, придерживаясь кальвинистской системы богословия. В течение первого года служения в Лондоне он утверждал учение об испорченности человека и о Божьем избрании, причем делал это с большой выразительностью и подробными разъяснениями. "Моим повседневным трудом, — говорил он, — является восстановление старых доктрин, которые проповедовали Гилл, Оуэн, Кальвин, Августин и Христос".
Сперджен выступал против того легкомысленного отношения, с которым некоторые кальвинисты говорили об "ограниченном искуплении". Он предпочитал употреблять выражение "индивидуальное искупление", — то есть понятие, что Христос не просто сделал спасение возможным и предоставил человеку сделать все остальное, но что Он совершил личное спасение каждого из Своих избранных, и таким образом дал им уверенность в своем спасении.
Хотя Сперджен провозглашал, что "спасение принадлежит Господу", он также проповедовал и то, что "всякий, кто хочет, может прийти". В церковь на Нью-Парк Стрит и в Экзетер Холл приходили сотни людей, которые не знали Господа. Практически в каждой проповеди он предлагал им признать свое погибшее состояние, убедиться в том, что Христос может их спасти и поверить в Него без промедления. В его проповедях часто звучал евангельский призыв к покаянию, и это давало обильные плоды обращения многих людей к Богу.
Сперджен понимал, что эти две концепции находятся в кажущемся противоречии, однако он считал, что Писание говорит о том и о другом, то есть что Бог спасает Своих избранных, но в то же время человек несет ответственность за свою душу. Поэтому он постоянно провозглашал: "Веруй в Господа Иисуса Христа и спасешься".
Такая открытая проповедь Евангелия для всех, кто верует, навлекла на Сперджена атаки ультра-кальвинистов.
Ультра-кальвинисты придерживались тех же взглядов, что и остальные кальвинисты, однако они считали, что Евангелие нельзя проповедовать перед аудиторией, состоящей из верующих и неверующих. Они считали, что Евангелие можно провозглашать только для "осознающих грешников", то есть для тех, кто осознает свою нужду во Христе.
Сперджен часто выступал против данной формы кальвинизма, потому что ее приверженцы ничего не предпринимали, чтобы пробудить в грешниках нужду во Христе. "Ультра" не стремились проповедовать Евангелие, не искали погибших, они фактически отвергли повеление Христа: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари".
Хотя эти люди не преследовали цель искать погибающих, зато они преследовали тех, кто преследовал такую цель. Их главным оратором был Джеймс Уэллс, служитель довольно большой церкви, который в ультра-кальвинистской газете The Earthen Vessel (Глиняный сосуд) яростно критиковал Сперджена. Для него и его приверженцев евангелизационная деятельность Сперджена была анафемой. Бог спасет Своих избранных и без помощи этого молодого выскочки. Уэллс принял на себя вид очень праведного человека, поборника веры, и в своей многословной оценке деятельности Сперджена утверждал, что не нашел в нем ни малейшего признака спасительной благодати и сделал вывод, что он, возможно, до сих пор не пережил обращения.
Сперджен действительно часто критиковал ультра-кальвинизм в своих проповедях, но самым веским его аргументом было славное Евангелие, которое он проповедовал, и тот очевидный факт, что Бог употреблял эту проповедь для преображения жизни множества людей.
Были и другие религиозные журналы, которые искали погрешности в служении Сперджена в первые годы его пребывания в Лондоне. Такими были, например, The Baptist Reporter, The United Presbyterian Magazine, The Critic, а также The Christian News.
Такая оппозиция со всех сторон привела впоследствии к страшной трагедии.
Сперджену отказали в аренде Экзетер Холла, и он решил перейти в Сари Гарденс Мьюзик Холл. Это был очень большой зал с тремя балконами, вмещающий в общей сложности 10 000 человек. Использовать такой зал в полную мощность казалось сверх возможного. Хотя Уитфилд и проповедовал перед 20 000 и даже больше, но его собрания проводились на открытом воздухе, и еще никто не собирал такую огромную толпу в закрытом помещении.
Тем не менее Сперджен отважился предпринять столь громадное дело. Зная, что в его собственной церкви сотни людей, желающих послушать Евангелие, остаются за дверями каждое воскресенье, он решил, что у него нет другого выбора, как попытаться использовать этот зал.
Слух о том, что Сперджен будет проповедовать в Сари Гарденс Мьюзик Холл, быстро распространилась по Лондону. Члены его церкви стали с радостью готовиться к этому событию, многие посетители также пожелали прийти на новое место, но нашлись и те, у кого были злые намерения и кто желал испортить это выдающееся событие.
Первое богослужение в зале планировалось провести в воскресенье вечером 19 октября 1856 года. Предшествующие этому событию дни были наполнены у Сперджена многочисленными домашними хлопотами, потому что 10 сентября они переехали на новое место жительства в Хеленсбург Хаус, а спустя десять дней Сюзанна родила двух мальчиков-двойняшек, которых они назвали Чарльзом и Томасом.
Собравшаяся на открытие толпа превзошла всякие ожидания. Зал был расположен в небольшом парке, обнесенном ажурной металлической оградой, и народ начал стекаться сюда уже после обеда. Толпа все увеличивалась, и когда вечером двери зала открылись, народ ринулся внутрь. Люди заполнили все сиденья, проходы и лестничные пролеты, а тысячи других остались стоять на улице и не хотели уходить, надеясь услышать проповедь через окна.
Прибыв на место, Сперджен был буквально ошеломлен видом этого огромного скопления людей. Ему было всего двадцать два года, и стоять перед такой огромной аудиторией, вести служение и проповедовать так, чтобы его слышали, казалось для него поистине непосильной задачей. Однако, заручившись Божьей поддержкой, он вышел вперед и начал служение.
Первые моменты все шло по распорядку обычного воскресного служения, и пение было по-особому благоговейным и радостным.
Но как только Сперджен начал молиться, все неожиданно пришли в ужас. Кто-то на балконе крикнул: "Пожар!", за ним последовал крик снизу: "Балкон обваливается!" Потом послышался третий голос: "Весь зал рушится!" Всех тут же охватила паника и люди ринулись к лестницам, толкая друг друга к выходу.
Некоторые лестничные пролеты не выдержали огромного давления и рухнули вниз прямо на толпу. Люди прыгали вниз с балконов и лестничных пролетов, а внизу их топтали те, кто пытался вырваться на улицу. Поток людей вырывался наружу, а другие в это время пытались проникнуть внутрь и занять освободившиеся места.
Сперджен не мог видеть всего, что творилось на противоположном конце зала, где находились двери и лестницы. Он попытался успокоить публику, но вскоре стало очевидным, что служение проводить дальше невозможно, и он попросил собравшихся спокойно разойтись.
Он был настолько подавлен случившимся, что зашел в служебную комнату и рухнул на пол почти в бессознательном состоянии. Перед тем, как уйти, он узнал, что семь человек умерло и двадцать восемь увезли в больницу с серьезными травмами.
Его привезли домой, где он мог получить утешение и поддержку от своей жены. Но беда была в том, что на этот раз она не могла ему помочь, как бывало раньше, потому что еще не прошло месяца после родов, и она была сама слаба и нездорова.
Диаконы его церкви хорошо понимали, что в данной ситуации ему лучше не оставаться дома, потому что будут приходить многочисленные посетители, — друзья, желающие помочь, и враги, желающие обвинить,— и, конечно же, сюда приедут репортеры. Зная его чуткую натуру и его глубокое сочувствие к пострадавшим, диаконы поспешили увезти его в дом одного из друзей, находящийся в пригороде. Здесь его не беспокоили визитеры, и они надеялись, что в спокойной обстановке его силы восстановятся быстрее.
Так получилось, что, находясь в тихом уединении, Сперджен не видел того, что писали газеты по поводу случившегося. Некоторые репортажи выражали сочувствие, а некоторые были жестокими. Ниже приводится пример того, что писали его противники.
Мы выражаем свою точку зрения вовсе не с целью бичевать всех подряд и не придерживаемся узких взглядов, но все же мы желаем, чтобы церковь и театр держались как можно дальше друг от друга. Прежде всего, мы желали бы дать в руки каждому здравомыслящему человеку бич, чтобы выгнать из общества виновников такого отвратительного богохульства, какое в воскресенье вечером звучало из уст Сперджена, перекрывая крики умирающих и заглушая стоны изувеченных и страждущих… А в конце всего, когда искореженные тела уносили из этого оскверненного и опозоренного места, когда во всеобщей агонии и отчаянии мужья искали своих жен и дети — матерей, — звон монет, падающих в ящики для пожертвования, ударил по ушам тех, кто, как мы искренне надеемся, теперь почувствовали глубочайшее отвращение к высокопарным словоизлияниям г-на Сперджена.
Хорошо, что Сперджен не видел всех этих газетных репортажей. Конечно же, рассказ о ящиках с деньгами был полнейшей выдумкой, а описание бессердечности Сперджена среди этой трагедии было жестоким и несправедливым. Мы можем, однако, предположить, что Сюзанна видела эти газеты.
Сперджен находился в подавленном состоянии семь или восемь дней. Затем, во время прогулки в саду своего друга, он вспомнил стих из Писания, говорящий о Христе. Он словно увидел этот стих впервые: "Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени". Питая душу размышлениями над этим стихом, он начал восстанавливаться. Бремя постепенно спало с него, и он смог возвратиться в свой дом. На следующее воскресенье он снова проповедовал на Нью-Парк Стрит. Всего одно воскресенье он не стоял за кафедрой в своей церкви.
Сперджен немедленно приступил к организации помощи для пострадавших. Для их нужд был образован специальный фонд, сам Сперджен, его диаконы и члены церкви посещали больницы и дома пострадавших, а также родственников погибших. Однако, несмотря на возвращение к своей обычной работе, он получил сильное нервное потрясение из-за случившегося. Всю оставшуюся жизнь картина переполненного зала всплывала перед его глазами, вызывая нервное напряжение, и даже спустя годы от одного напоминания о событии в Сари Гарденс он быстро слабел и едва не падал в обморок.
Но, какие бы силы ни стояли за кулисами этой трагедии, они вместе с прессой на самом деле только содействовали успеху служения Сперджена. Слух о случившемся разнесся по всей Британии, и, несмотря на недоброжелателей, многие люди невольно почувствовали симпатию к Сперджену. А община на Нью-Парк Стрит назначила комитет для проектирования и постройки нового, очень большого церковного здания. Случившаяся катастрофа заставила их предпринять меры и молиться, чтобы проект был завершен как можно быстрее и можно было бы приступить к строительству.
Ситуация послужила ко благу и лично Сперджену. Враги научили его принести в жертву Христу даже собственную репутацию. "Если я должен лишиться и ее, — писал он, — то пусть будет так. Хотя это для меня самое дорогое, что я имею, но я не остановлюсь, даже если обо мне скажут так же, как и о моем Господе, что во мне бес или что я безумен". Душераздирающее испытание, которое ему пришлось пережить, сделало его намного более зрелым и мудрым, что было так необходимо для дальнейшего руководства церковью.
Некоторые, может быть, хотели бы охарактеризовать Сперджена как человека, который редко выражал свое несогласие с кем-либо и которого все любили и почитали. Но в своих богословских убеждениях он шел вразрез со многими, и за это, а также за свой неуемный пыл, он стал предметом насмешек и порицания. И лишь спустя годы народ начал признавать его истинные достоинства и ценить его выдающиеся заслуги.

Пробуждение в Лондоне
Перед моими глазами стоит образ пахаря, который застал жнеца, как написано в книге Амоса, 9:13: "Вот, наступят дни, говорит Господь, когда пахарь застанет еще жнеца, а топчущий виноград — сеятеля; и горы источать будут виноградный сок, и все холмы потекут".
Нам довелось в своей жизни увидеть это наяву в Церкви Христовой. Приходилось ли вам когда-нибудь видеть подобное? Среди нас есть седовласые старцы, которые знают состояние Церкви Христовой уже на протяжении шестидесяти лет, и они могут засвидетельствовать, что до сих пор никогда еще не видели такой жизни, такой энергии, такой активности, как это видно теперь.
Сперджен, январь 1860

В течение трех лет Сперджен использовал для своих утренних собраний Сари Гарденс Мьюзик Холл, а вечером они продолжали собираться в церкви на Нью-Парк Стрит, хотя это помещение было очень переполнено. Это были годы напряженного труда и великих благословений.
В большом зале Сари Гарденс образовалась весьма необычная церковь. Здесь были многие образованные и почетные люди, было также много людей среднего класса, которые были в состоянии позволить себе вести довольно комфортный образ жизни. Но в Лондоне в те времена было много и бедных людей, повседневным уделом которых была нищета, частые болезни, пьянство, аморальность, воровство. Их жизнь была тяжкой, нередко случались самоубийства, и многие из этих людей могли бы сказать: "Никто не заботится о душе моей". Сотни таких бедняков тоже приходили послушать проповеди Сперджена.
Впервые многие из этих людей соприкоснулись со Спердженом во время эпидемии холеры. Он не пытался избежать заражения, и добровольно посещал дома больных. Он проявлял участие, молился о страждущих, утешал скорбящих, хоронил умерших. Слух о его служении распространился по всему округу, и люди поняли, что этот проповедник по-настоящему заботился о них.
Враждебная кампания, развернутая против Сперджена, еще больше привлекла к нему внимание. Его имя было на языке у многих, и часто одни говорили о нем с таким презрением и злостью, что другие стали приходить слушать его просто из любопытства. Тем более что вход в общественный зал представлялся людям более свободным, чем в такое "запретное" место, каким для них казалась церковь.
Слушая Сперджена, люди убеждались, что он говорил не вычурно, на понятном для них языке, так, как говорили простолюдины. Он употреблял хорошо знакомые им слова и понятные иллюстрации, так что казалось, что он обращается к каждому слушающему лично. Но в первую очередь, у него было то слово о новой жизни во Христе, которое и достигало многих сердец.
Желая спасения душ этих людей, — а это желание просматривалось во всех видах служения Сперджена, — он проявлял такое усердие, которое с трудом поддается описанию.
Некоторые считают, что Сперджен был не более чем своего рода эстрадным артистом. Они изображают его эдаким весельчаком за кафедрой, который заставляет людей смеяться и радоваться и для которого проповедь — не более чем просто приятное времяпровождение. Нет ничего более далекого от истины.
Действительно, Сперджен был одарен чувством юмора и временами употреблял его в своих проповедях. Один шотландский проповедник, слышавший Сперджена, сказал, что его речь часто оживляется проблесками остроумия, похожими на "солнечные блики на речной зыби". Но утверждать, что Сперджен рассказывал шутки за кафедрой или проповедовал легкомысленно, значит показать полную неосведомленность об этом человеке и о его отношении к служению. Наставляя своих студентов по поводу того, как проповедник может испортить свое доброе влияние на слушателей, Сперджен сказал: "Это можно сделать, если поставить за кафедру пустого человека, которому нечего сказать, но он все же говорит; или если поставить легкомысленного, несерьезного человека, который будет говорить шутки ради шутки".
Шутовство за кафедрой Сперджен осуждал самым строгим образом.
Обыкновенно по воскресеньям Сперджен перед началом служения проводил некоторое время наедине с Богом в молитве, осознавая огромную ответственность за проповедь Евангелия погибающим. В некоторых случаях казалось, что он никак не может выйти из своей комнаты, чтобы предстать перед народом, и диаконы чуть ли не поднимали его с колен перед началом собрания.
Но он все же выходил всегда точно в назначенное время и, выступая перед собравшимися, реально ощущал присутствие силы свыше. Он проповедовал уверенно, ясно и сердечно, но как только собрание заканчивалось, он спешил в свою комнату, чтобы в сокрушении признать перед Богом свое несовершенство. Однако люди не давали ему оставаться в уединении долго, выстроившись в очередь у пасторского кабинета. Некоторые посетители из дальних мест желали просто поприветствовать его, но большинство хотели поделиться с ним своими духовными нуждами и желали, чтобы он показал им путь ко Спасителю.
Сперджен не одобрял тех служителей, которые перед началом служения мило улыбаются и радостно приветствуют своих посетителей, а после служения беззаботно и приятно разговаривают с ними у выхода. Он считал, что его место в такие моменты должно быть наедине с Богом, чтобы оплакивать недостатки своей проповеди и молиться о посеянном семени, чтобы оно пустило корни и принесло плод для жизни вечной.
Такой серьезный подход просматривался во всем служении: в пении, чтении Писания, проповеди, и особенно — когда Сперджен молился вслух. Многие слушатели, наблюдающие за служением Сперджена на протяжении ряда лет, заметили, что они были затронуты больше молитвами Сперджена, чем его проповедями. Д.Л. Муди как-то спросили, когда он вернулся домой после своего первого визита в Англию, слышал ли он, как проповедует Сперджен. Тот ответил: "Да, и больше того — я слышал, как он молится!"
Сперджен просил, чтобы его молитвы не записывали стенографисты, потому что считал молитву слишком серьезным занятием, чтобы отдавать его в руки репортеров. Но иногда эти просьбы не исполнялись, и его молитва на новогодней всенощной в 1856 году была записана, так что мы можем иметь некоторое представление о том громадном чувстве серьезности, с которым он совершал молитву:
О Боже, спаси Твой народ! Спаси Твой народ! Ты возложил на Твоего раба столь важную задачу. О, Господь, она слишком велика для такого дитяти, как я. Помоги мне, помоги мне Твоей благодатью выполнить эту задачу так, как я должен ее выполнить. О Господь, помоги Твоему рабу исповедовать перед Тобой, что мои молитвы не столь усердны, как следовало бы молиться ради спасения Твоего народа; что я не проповедую так часто и с таким огнем, с той силой и любовью к душам людей, как это необходимо. Но, о Господь, не осуди слушателей за грехи проповедника. Не погуби стадо за прегрешения пастыря. Помилуй их, благой Господь, помилуй их, о Господь, помилуй их!
Есть из них такие, Отец наш, которые немилосердны к самим себе. Как мы старались проповедовать для них и трудиться ради них! О Боже, Ты знаешь, что я не лгу. Сколько усилий я приложил, чтобы они были спасены! Но их сердца слишком черствы, чтобы их мог затронуть человек, и железная душа слишком крепка, чтобы плоть и кровь могли ее размягчить.
О Боже, Боже Израиля, только Ты можешь спасти! В этом надежда пастыря, в этом залог успеха Твоего служителя. Я не могу, но Ты можешь, Господь. Они не придут сами, но Ты можешь сделать так, чтобы они были "готовы в день силы Твоей". Они сами не придут к Тебе, чтобы иметь жизнь, но Ты можешь привлечь их — и они побегут за Тобою. Они не могут прийти, но Ты можешь дать им силу; ибо "никто не может прийти, если не привлечет его Отец", если же Отец привлечет, то смогут.
О Господь, Твой раб проповедовал в течение прошедшего года — Ты знаешь, как я проповедовал. Я ничем не оправдываюсь перед Тобой… Но ныне, о Господь, мы молим Тебя, благослови нас, Твой народ. Пусть эта церковь — Твоя церковь — будет связана узами единения, и пусть в эту ночь начнется новая пора молитвы. О Господь, помоги нам молиться более усердно. Помоги нам бороться в молитве больше, чем мы боролись до этого, помоги нам окружить Твой престол, доколе Ты не сделаешь Иерусалим славою не только здесь, но во всей земле.
Но, Отче, мы плачем и воздыхаем не о церкви, а о мире. О Верный в Своих обетованиях, не Ты ли обещал, что Твой Сын вкусит смерть не напрасно? Дай же Ему души, молим Тебя, чтобы Он смотрел на подвиг души Своей с довольством. Не Ты ли обещал, что Твоя церковь умножится? Умножь ее, умножь ее! И не Ты ли обещал, что труд Твоих рабов не будет напрасен? Ибо Ты сказал: "Как дождь и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю",— так и слово Твое, — оно не возвращается к Тебе тщетным".
Пусть Твое слово не возвратится тщетным и в эту ночь, но дай Твоему рабу со всей ответственностью, со всем жаром сердца, пламенеющим любовью к Спасителю и к душам, проповедовать снова "славное благовестие блаженного Бога, которое мне вверено". Приди, Святой Дух, без Тебя мы не можем делать ничего. Мы всей душой призываем Тебя, великий Дух Божий! Ты, Кто почивал на Аврааме, Исааке и Иакове, Ты, кто говоришь к людям в ночных видениях, Дух пророков, Дух апостолов, Дух Церкви, будь нашим Духом в эту ночь, чтобы земля дрожала, чтобы души услышали Твое Слово и чтобы всякая плоть радовалась и славила Твое имя. Отцу, Сыну и Святому Духу, страшному в Твоем величии, да будет вечная хвала. Аминь.
В этой молитве выражена сущность богословия Сперджена. Он понимал, что человеческое сердце настроено против Бога и что природа греха настолько ужасна, что невозрожденный человек не хочет и не может сам прийти к Богу. Человек погиб во грехе, он находится в таком состоянии, что никак не может помочь сам себе. Однако Сперджен находит основание для уверенности в том, что Христос на кресте совершил в полноте спасение для всех, кого ни призовет Господь, и что Бог "в день силы Его" сделает так, что те, которые не желают, пожелают прийти к Нему. Он считал себя обязанным проповедовать Евангелие для всех людей — для всего творения — и проповедовать с таким усердием, как если бы результат полностью зависел от его стараний. Он знал, что "спасение от Бога", и поэтому при выполнении своей великой миссии был уверен, что Слово Божье "не возвращается тщетным", но Бог употребит его для спасения душ.
Его богословие не ограничивалось одной только ответственностью человека. Его богословие было богословием зависимости от Бога, богословием победы.
Усердие, характерное для молитв Сперджена, было характерно также и для его проповедей.
Его первоочередной задачей было принесение славы Христу. Вспоминая внутреннее напряжение, которое испытывал Сперджен, когда начал проповедовать в Экзетер Холл, его жена писала:
Я вспоминаю, как однажды в воскресенье вечером он проповедовал на текст: "Будет имя Его вовек". Эта тема была предметом его особого наслаждения, для него было высшей радостью возвышать своего благословенного Спасителя, и в проповеди на эту тему он, кажется, выкладывал всю свою душу и жизнь в почитании и поклонении милостивому Царю.
Я думала, что он умрет прямо там, за кафедрой, перед всем народом! В конце проповеди он сделал большое усилие, чтобы восстановить голосовые связки, которые у него так сильно сели, что он надломленным голосом только и мог произнести в заключение своей проповеди: "Пусть мое имя погибнет, но пусть имя Христа пребудет вовеки! Иисус… Иисус! ИИСУС! Венчайте Его — Он Господь над всем! Вы больше не услышите от меня ничего. На сегодня это мои последние слова в Экзетер Холле. Иисус… Иисус! ИИСУС! Венчайте Его — Он Господь над всем!" После этих слов он упал на кресло, стоящее сзади, почти потеряв сознание.
Кроме любви к Господу, проповеди Сперджена выражали также и большую любовь к человеческим душам. Христиане могли питать свои души, нуждающиеся верующие могли получать утешение в его служении, но более всего грешники слышали призыв прийти ко Христу. Одна из его ранних проповедей заканчивалась такими словами:
"Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет". Уставший грешник, мерзкий грешник, ты, ставший стараниями дьявола отверженным, закосневшим, блудником, разбойником, вором, прелюбодеем, развратником, пьяницей, ругателем, нарушителем воскресного дня, — слушай! Я обращаюсь к тебе, так же, как и ко всем остальным людям. Я не делаю ни для кого исключения. Сам Бог здесь сказал, что Он не исключает никого. Всякий верующий во имя Господа Иисуса Христа будет спасен. Всякий — даже если ты нечист, как дьявол, даже если ты виновен, как злодей, — всякий, кто в этот вечер уверует, получит прощение всех своих грехов, все его преступления будут изглажены, все провинности вычеркнуты, он будет спасен в Господе Иисусе Христе и будет на небе в полной безопасности.
В этом состоит славное Евангелие. Да поможет вам Бог принять его всем сердцем и да даст вам веру в Иисуса!
Почти в каждой его проповеди, особенно в заключительной части, содержались такого рода призывы, предупреждения, просьбы, приглашение грешникам прийти ко Христу.
Сперджен старался также помочь тем душам, которые пришли ко Христу, в подготовке к крещению и вступлению в члены поместной церкви.
Он не предлагал людям выйти вперед, поднять руку, подписать учетную карточку или сделать другое внешнее действие. Зато в каждой проповеди, особенно в заключительной части, он предлагал неспасенным слушателям уверовать во Христа, рассчитывая на то, что они сделают это сразу же во время собрания. Временами он предлагал им спокойно пойти в свой дом, зайти в уединенную комнату и там искать Господа до тех пор, пока Он не даст им сердечную веру и покаяние.
В течение первых пяти лет служения в Лондоне он устраивал по вторникам после обеда прием для тех, кто искал спасения души и нуждался в его совете, а также для тех, кто недавно пришел ко Христу и желал рассказать о своих духовных переживаниях. Это было прекрасной возможностью для самого Сперджена, когда он мог порадоваться тому, что указал путь к Господу ищущей душе или выслушать свидетельство о том, как Господь преобразил чью-то жизнь. Со своей же стороны, по вторникам вечером, когда церковь собиралась на молитвенное собрание, он оглашал имена тех, кто, по его мнению, был по-настоящему рожден свыше, и часто эти люди рассказывали о своем опыте обращения перед большим собранием. Затем церковь голосовала по вопросу крещения и принятия этих людей в члены церкви, и эта радостная процедура была едва ли не единственным занятием церкви.
Однако со временем число людей, желающих побеседовать со Спердженом, возросло настолько, что ему пришлось изменить порядок приема. Имена тех, кто искал спасения или недавно пришел ко Христу, оглашались на собрании по вторникам, и к каждому из них назначался человек, которого называли "посланник". Он должен был посетить и, насколько возможно, узнать духовное состояние кандидата. Посланник писал отчет о своей беседе и помещал его в специальную книгу под названием "Запись посещений", хранившуюся в церкви.
Труд, совершаемый этими посланниками, привел их самих к удивительному духовному прогрессу. Когда Сперджен прибыл в церковь на Нью-Парк Стрит, члены этой церкви мало заботились о приближенных. Но под руководством Сперджена они научились выполнять эту тонкую работу с душами, и, читая их отчеты, невозможно не удивляться их мудрой обходительности.
Беседуя с человеком, утверждающим, что он познал Господа, посланники обращали внимание на три признака истинного обращения.
Во-первых, действительно ли этот человек осознал, что он грешник, неспособный спасти самого себя никакими средствами, и затем пришел к Богу с мольбой о милости, всецело доверил свою душу Христу и уверовал в Его спасительную смерть на кресте.
Во-вторых, стал ли этот человек жить новой жизнью, произошла ли в нем перемена желаний, побеждает ли он грех, любит ли Слово Божье, стремится ли он приводить других ко Христу.
В-третьих, имеет ли он (или она) познание основ учения о благодати, понимает ли, что спасение зависит не от него и что Бог, Который спас его, сохранит его на протяжении земной жизни и в вечности.
Посланники обращались с этими младенцами во Христе очень осторожно и с большим пониманием, и записи с их отчетами о посещениях содержат такую духовную глубину, какую редко можно встретить в христианской литературе.
Когда посланник получал удовлетворительный ответ по всем трем упомянутым пунктам, он в своем отчете выражал радость и внизу подписывал: "Дать этому человеку визитную карточку для беседы с пастором". Если же ответ был неудовлетворительным, то отчет выглядел примерно так, как в случае с одной женщиной: "Рекомендуется посещать уроки в библейском классе г-жи Бартлетт. Встретимся с ней через три месяца". Мужчин направляли в библейский класс для мужчин, причем в некоторых случаях назначались две или три повторные встречи для беседы.
Встречались также и случаи, когда посланник не был уверен, что человек спасен, поэтому шестьдесят или семьдесят имен попадало каждый год в "Список отказов", который помещался на первых страницах учетной книги.
Сперджен тем временем все так же устраивал прием для желающих каждый вторник после обеда, но теперь труд посланников значительно экономил его время. Он не раз испытывал радость, когда слышал свидетельство этих новообращенных христиан, и часто со слезами на глазах выслушивал их рассказы о том, как Святой Дух работал в их сердцах, как они боролись с грехом и одерживали победу, а также об их новой жизни во Христе. Многие вспоминали ту проповедь, через которую их сердца были сокрушены и пришло сознание нужды в Спасителе, а некоторые даже упоминали текст или выражение, которые Господь употребил, чтобы пробудить их и привлечь к Себе.
Он ободрял их и давал им советы. Во время этих бесед он знакомился с людьми лично, и это знакомство помогало ему помнить почти каждого из своих членов церкви по имени, даже тогда, когда количество членов возросло до шести тысяч человек. В некоторых случаях он был настолько поглощен радостными беседами с новообращенными, что забывал поужинать, и когда наступало время начинать молитвенное собрание, он сожалел о том, что был вынужден перенести беседу с несколькими людьми на следующую неделю.
Имена собеседуемых в тот же вечер оглашались перед церковью. Церковь вместе с пастором радовалась, слыша свидетельство новообращенных, и каждую неделю несколько человек допускались к крещению и членству. Иногда число кандидатов было человек двенадцать, а иной раз — двадцать и более.
Сперджен проявлял необыкновенное усердие, заботясь о душах. И он не мог поступать иначе. Он верил в реальность существования ада и осознавал свою огромную ответственность в случае, если будет уверять человека в том, что он спасен, тогда как нет никаких доказательств этого.
Кроме того, он не позволял, чтобы членство в церкви было просто формальностью. Членам церкви выдавались специальные карточки, которые надо было предъявлять для участия в Вечере, те же, кто без уважительной причины отсутствовал четыре месяца, вычеркивались из церковного списка. Исключались также и те, кто выезжал из Лондона, — многие англичане в те времена эмигрировали в Австралию, Канаду и другие страны, — потому что члены церкви должны были вести активную жизнь и строго посещать собрания церкви, за исключением уважительных случаев.
Новыми членами церкви становились, в основном, люди, которые не переходили из других церквей. Огромное большинство из них вообще никогда не посещали церковь. Однако теперь они пришли, особенно когда собрания проводились в Мьюзик Холле, услышали проповедь Евангелия и обратились к Богу. Многие из них стали совершенно другими людьми: это были бывшие пьяницы, блудницы, воры, которые пережили удивительную перемену в личной и семейной жизни. Эти люди совсем не знали Бога, но теперь обрели счастье в Господе и в служении Ему.
Благословение, которое люди получали через служение Сперджена, вскоре стало оказывать влияние и на другие церкви. Хотя на первых порах служение Сперджена громко критиковали, впоследствии, когда люди стали читать его проповеди и увидели его дела, их мнение стало изменяться. Через три года служения Сперджена в Лондоне некоторые газеты стали писать о нем весьма благосклонно, а кое-кто из видных литераторов и политических деятелей страны довольно часто приходили послушать его проповеди.
Его ревность оказала влияние на общее духовное состояние в городе. Некоторые служители, которым катастрофически не хватало усердия, стали трудиться более прилежно, многие церкви стали проводить евангелизационные мероприятия, а некоторые даже стали подражать Сперджену в проведении собраний в Экзетер Холле. Сам Сперджен называл свою церковь "идущей в авангарде времени".
Оглядываясь назад, невозможно не заметить удивительные перемены в мышлении христиан, которые произошли за последние четыре или пять лет. Пробудилась даже Англиканская церковь! Стали проводиться большие собрания… Я не могу не осознавать, что это Бог удостоил нас стоять впереди этого великого движения. Наш пример распространился дальше, как благословенный огонь, и зажег пламя. Когда я впервые услышал, что англиканские священники намерены проповедовать в Экзетер Холле, моя душа запрыгала от радости. Когда я узнал, что Вестминстерское Аббатство, а за ним и собор Св. Павла открылись для проповеди Евангелия, я был переполнен благодарностью и молился о том, чтобы в этих местах проповедовалась только та истина, которая в Иисусе Христе.
Спустя год после этого он говорил: "Времена отрады от лица Господа озарили, наконец, нашу землю. Везде можно видеть признаки усилившейся деятельности и возросшего усердия. Дух молитвы стал все чаще посещать наши церкви, и мы уже слышим первый порыв несущегося сильного ветра, а на новых проповедников Евангелия явно спускаются огненные языки".
Он говорил о благословении Божьем на своем служении следующими словами: "Зерно дает плод не в двадцать, и не в тридцать, но в семьдесят пять крат!" В то же время он со своей церковью планировал приобретение более просторного помещения для собраний, и дни, когда они арендовали различные залы, подходили к концу. К началу 1861 года они были готовы перейти в свое новое церковное здание — величественную Метрополитен Табернакл.

Дальше